«Больше показаний давать не желаю…» О новых страницах «Дела Николая Клюева»
О пребывании в Томске выдающегося русского поэта Н. А. Клюева рассказано немало. Однако сегодня открываются новые подробности жизни и гибели Николая Алексеевича. До недавнего времени более или менее признанной версией считался опубликованный в Нью-Йорке рассказ Р. В. Иванова - Разумника о смерти поэта от сердечного приступа на одной из станций Томской железной дороги и об исчезновении при этом чемодана с рукописями.
В 1989 году, тем не менее, удалось установить иное. Томское УКГВ по нашему запросу выдало справку об аресте и осуждении поэта, а также о расстреле его 23—25 октября 1937года (именно так записана эта дата в «деле»). Позже я получил «Справку об аресте Н. А. Клюева» и в день 105- летия поэта прочитал этот документ на его родине. В декабре прошлого года Томское УКГВ переслало в музей Вытегры и Вологды ксерокопии еще нескольких документов.
Утверждаю: нач. томгоротдела НКВД капитан госбезопасности Овчинников.
Справка
на арест Клюева Николая Алексеевича.
Клюев Николай Алексеевич, 1870 г. рождения, уроженец Ленинградской области, беспартийный, русский, гр. СССР. В г. Томск выслан из Ленинграда за контрреволюционные преступления, по своему прошлому принадлежит к реакционной части поэтов монархического направления, проживает в г. Томске по ул. Старо- Ачинская, 13, кв. 1.
Имеющимися материалами в Томском горотделе НКВД установлено, что Клюев Николай Алексеевич является руководителем и идейным вдохновителем существующей в г. Томске контрреволюционной монархической организации «Союз спасения России», в которой принимал деятельное участие, группируя вокруг себя контрреволюционно настроенный элемент, репрессированный Соввластью.
Присутствуя на контрреволюционных сборищах Клюев выдвигал вопросы борьбы с Советской властью путем вооруженного восстания...
В целях пресечения дальнейшей контрреволюционной деятельности Клюев Николай Алексеевич подлежит аресту и привлечению к ответственности по ст. 5В-2- 10-11 УК РСФСР.
Нач. 3-го отд. Том. ГО НКВД лейтенант госбезопасности Великанов.
28 мая 1937 г. Томск.
В приведенном отрывке, помимо нелепейшего обвинения, содержится немало интересных деталей. Во-первых, имена. Лейтенант Н. С. Великанов сделал неплохую карьеру: работая во время войны в органах «СМЕРШ», дослужился до полковника (имя его упоминается в документах по делу шведского дипломата Рауля Валленберга, интернированного в 1945 г. в Будапеште и, по-видимому, вскоре погибшего на Лубянке).
Он руководил Томским областным управлением МГБ, работал в Прибалтике. И быть бы ему генералом, если бы не события 1953 года. Исключенный из партии, разжалованный, лишенный орденов и других знаков отличия, он погиб в автодорожной катастрофе. Эта авария воспринимается сегодня как запоздалая расплата.
Судьба капитана И. В. Овчинникова существенно проще. За активное «выкорчевывание» врагов народа он в 1938 году удостаивается ордена Ленина, а в 1940 году его расстреливают за нарушения социалистической законности и фальсификацию уголовных дел (Лаврентий Павлович Берия, надо полагать, демонстрировал искоренение ежовщины и воцарение «законности и правопорядка»).
Во-вторых, справка на арест вместе с протоколом первого допроса, содержание которого уже приводилось в «Знамени», заставляют о многом задуматься. Николай Алексеевич родился в 1884 году в деревне Коштуги. В документах НКВД, в том числе и в подписанном Клюевым протоколе, сказано другое. Клюев был арестован 2 февраля 1934 года в Москве и в мае выслан в Сибирь. В протоколе же указан 1930 год, а в справке — иное место ареста.
Дальше. В 1906 году он отбывал шестимесячное тюремное заключение, в протоколе на вопрос: «Каким репрессиям подвергался до революции?» приведен ответ: «Не подвергался». Так что это? Доказательство небрежности в проведении следствия? Несомненно, но мне хотелось бы высказать еще одно предположение, которое может показаться, вероятно, натянутым.
Думаю, Николай Алексеевич превосходно понимал безысходность ситуации и в то же время — неотвратимость возрождения правды. И он умышленно согласился на ложь, чтобы потом для всех стало очевидным, что «дело» шито белыми, а лучше сказать, кровавыми нитками.
Второй, и последний, допрос состоялся 9 октября 1937 года. Содержание протокола позволяет судить и о настроении поэта, и, что особенно интересно, о круге его томских знакомых, хотя этот вопрос требует дополнительных исследований. Boт последние строки документа:
«Вопрос: Вы изобличаетесь, кроме того, показаниями активных участников кадетско-монархической повстанческой организации. Скажите, как вы с ними увязались как с участниками к-p организации?
Ответ: Я их знал хорошо, иногда встречался, они высказывали мне свои антисоветские настроения. Участниками какой к-p организации они были, мне известно не было.
Вопрос: Следствием вы достаточно изобличены, что вы можете заявить правдиво об организации?
Ответ: Больше показаний давать не желаю.
Ответы записаны с моих слов правильно.
К сему Клюев.
Допросил сотрудник Том. ГО НКВД Великанов».
Обратился к экспертам- криминалистам — уж очень разными показались мне подписи поэта на первом и втором протоколах. Специалисты пришли к выводу, что предполагать фальсификацию нет оснований. Хотя характер подписи на втором документе позволяет утверждать, что подписывавший находился в тяжелом психофизическом состоянии...
Остается добавить выдержки из ранее не публиковавшегося протеста, внесенного в Военный трибунал СибВО 22 июня 1960 года военным прокурором округа генерал-майором юстиции П. Орловым.
«Органы НКВД в отношении Клюева Н. А. на день его ареста никакими компрометирующими материалами не располагали и в настоящее время таких материалов не имеется. По учетам соответствующих архивов Клюев как агент японской и других иностранных разведок не проходит.
Проверкой также установлено, что указанной в обвинительном заключении кадетско-монархической повстанческой организации в Западно - Сибирском крае не существовало и что материалы об этой организации сфальсифицированы бывшими работниками органов УНКВД ЗСК».
Л. Пичурин,
член совета общества «Мемориал».
//Молодой ленинец. – 1990. -13 апр.
