«Не железом, а красотой купится русская радость»
Современное томское клюевоведение еще сравнительно молодо. Оно берет свое начало с осени 1988 года, когда после публикации в «Новом мире» (№ 8) писем Н. Клюева из Сибири научный сотрудник Томского областного краеведческого музея Н. Серебренников установил местонахождение домов, где жил ссыльный поэт, и предложил установить памятную Доску на одном из них. (Это предложение было осуществлено через два года стараниями Вольного гуманитарного семинара, одним из руководителей которого является Николай Валентинович). С февраля 1989 г. выходят в свет статьи JI. Пичурина, который обратился к архивам Управления КГБ и впервые определил, что Н. А. Клюев был расстрелян в Томске. О поэте и его знакомых писали журналисты и краеведы Ю. Хардиков, Н. Маскина, П. Барсагаев. И все же изучение вопроса «Клюев на земле томской» и еще шире — «Клюев и Сибирь» можно считать только начатым. Оно нуждается в записи и обнародовании воспоминаний всех, кто когда-то с ним встречался, ждет исследователей из разных отраслей знаний. Сегодня вниманию читателей предлагается очерк кандидата исторических наук доцента ТИАСУРа А. Афанасьева, в котором предпринята попытка показать пребывание Клюева в Томске.
Приведенные в заголовке слова принадлежат поэту, имя которого мало что говорит большинству современных читателей. Его поэтические сборники не издавались в нашей стране с 1928 по 1977 год, да и сегодня их почти невозможно купить в свободной продаже. В школе его «не проходят». Между тем Николай Клюев принадлежит к числу классиков отечественной литературы нашего столетия. Его жизнь и творчество отразили мировоззрение, идеалы и судьбу русской крестьянской интеллигенции, а во многом и России в целом.
...При аресте 2 февраля 1934 года в Москве у поэта были изъяты рукописи «Погорелыцины» и незаконченных стихотворных произведений, в том числе «Разрухи». Очевидно, исходя из того, что для следствия эти вещи представляли явные улики, Клюев не счел нужным запираться и дал достаточно откровенные показания. На вопрос: «Каковы ваши взгляды на советскую действительность и ваше отношение к политике Коммунистической партии и Советской власти?» — Клюев, по записи оперуполномоченного Шиварова, ведшего допрос, ответил среди прочего следующее: «Осуществляемое при диктатуре пролетариата строительство социализма в СССР окончательно разрушило мою мечту о Древней Руси. Отсюда мое враждебное отношение к политике Компартии и Советской власти, направленной к социалистическому переустройству страны. Практические мероприятия, осуществляющие эту политику, я рассматриваю как насилие государства над народом, истекающим кровью и огненной болью». 5 марта на заседании коллегии ОГПУ, где дело поэта рассматривалось в череде других (восемнадцатым по счету), в отношении него «постановили: ...заключить в исправтрудлагерь сроком на 5 лет с заменой высылкой в г. Колпашев (Западная Сибирь) на тот же срок».
Нарымская ссылка
Скрипят житейские обозы
В далекой бренной стороне.
К ним нет возвратного
проселка,
Там мрак, изгнание,
Нарым.
(1936—начало 1937).
...Путь в Нарымский округ, центром которого было Колпашево, лежал через Томск. Железнодорожные составы со ссыльными прибывали на станцию Томск-II, откуда колонны людей под конвоем направлялись по булыжной мостовой короткой улицы Вокзальной в «следственный изолятор».
Первые здания этой тюрьмы были построены в XIX в. как «исправительноарестантское отделение № 1» (загородное). Церковь во имя Всемилостивого Спаса при ней была освящена в 1873 г. Стены тюрьмы видели много поколений уголовных и политических ссыльных и заключенных. Известный американский журналист Дж. Кеннан, посетивший город в 1885 г., описал ее в книге «Сибирь!» как томскую пересыльную тюрьму. В начале 1930 годов она находилась на северо-восточной окраине города на улице Иркутский тракт (ныне — ул. Пушкина).
В томской тюрьме Клюев оказался не позднее 12 апреля и пробыл в ней до конца мая 1934 г.
После весеннего перехода баржи со ссыльными в трюмах начали отправлять вниз по Томи и далее по Оби. 31 мая Клюев был привезен к месту постоянной ссылки, в 330 километрах северо-западнее Томска. «Поселок Колпашев, — писал он другу-поэту С. А. Клычкову 12 июня, — это бугор глины, усеянный почерневшими от бед и непогодиц избами, дотуга набитыми ссыльными. Есть нечего, продуктов нет или они до смешного дороги. У меня никаких средств к жизни, милостыню же здесь подавать некому, ибо все одинаково рыщут, как волки, в погоне за жраньем».
Находившийся в тяжелом положении Клюев обращался с просьбами ходатайствовать перед властями о смягчении своей участи к московским знакомым — деятелям культуры С. А. Клычкову, певице Н. А. Обуховой, дирижеру Большого театра и музыкальному общественному деятелю Н. С. Голованову. Эту задачу облегчало то, что с 17 августа по 1 сентября 1934 г. в Москве проходил Первый всесоюзный съезд советских писателей. Судя по газетным отчетам, имя Клюева упоминалось на нем только един раз, в заключительной речи М. Горького в разделе с «говорящим» названием: «Главная задача — беспощадная борьба со старым миром». Клюев упомянут с оттенком осуждения, и тем не менее, обстановка съезда, на имя которого поэт к тому же послал «заявление-письмо», благоприятствовала хлопотам за него. 5 октября Клюев сообщал своему московскому другу Н. Ф. Христофоровой- Садомовой (в прошлом певице и музыкальному педагогу, жене оперного певца А. Н. Садомова): «...Есть из Москвы письмо с описанием впечатлений от съезда писателей. Оказывается, на съезде писателей упорно ходили слухи, что мое положение должно измениться к лучшему и что будто бы Горький стоит за это».
В исследовательской литературе считается, что заслуга в облегчении участи поэта принадлежит М. Горькому и Н. А. Обуховой. Место ссылки Клюева было изменено. 8 октября 1934 г., незадолго до начала ледостава и прекращения судоходного движения по Оби, он был отправлен спецконвоем из Колпашева в Томск.
В Томске
Да, ссыльный дедушка!
Так велит судьба.
Ни о чем не сожалея,
страдною тропою
проходит душа.
1 апреля 1935 г.
Клюев прибыл в Томск не позднее 12 октября. Город он не знал и поначалу, по собственным словам, «постучался для ночлега в первую дверь — Христа ради». Вероятно, это был один из домов частного владения в центральной части города, где находился почтамт. На эту мысль наводит и обратный адрес, указанный Клюевым в письме к В. Н. Горбачевой (жене С. А. Клычкова) 12 октября: «Главпочтамт, до востребования».
Через 12 дней в письме к Н. Ф. Христофоровой-Садомовой он сообщает свой постоянный адрес: «Переулок Красного пожарника, дом № 12».
Здесь, у домовладельца, «рабочего кровелыцика-кустаря» Семена Ивановича Кузнецова и его жены Анны Исаевны ссыльный поэт прожил более двух лет — до конца 1936 — начала 1937 г. Затем в поисках более приемлемых условий он дважды менял место жительства. В январе-апреле 1937 г. проживал по переулку Мариинскому, 38 (ныне дом № 40), в доме, принадлежащем Анне Филипповне Евлаховой, «домашней хозяйке, жене инвалида-пенсионера». С начала мая по 5 июня того же года снимал комнату у Марии Алексеевны Балакиной по адресу: улица Ачинская, 13 (в настоящее время дом № 15). Эти три одноэтажных деревянных дома клюевских адресов расположены не очень далеко друг от друга. Обойти их можно за полчаса.
Чем привлекала эта местность Клюева? Думается, что сохранившимися действующими церквами. Посещение храмов было нравственной и эстетической потребностью Клюева. (В 1920 году на Вытегорской уездной конференции РКП(б) он объяснял, что ходит в церковь «как поэт-исследователь»). Кроме того, он, по- видимому, надеялся на определенную помощь и поддержку со стороны церковной общины.
Судя по протоколам допросов обвиняемых в 1937 г. в принадлежности к вымышленной контрреволюционной организации «Союз спасения России» (ССР) в Томске, Клюев был хорошо знаком со священниками церквей. На вопрос следователя, знаком ли он с «попами» (Троицкой церкви) Я. Л. Соколовым и В. А. Куклиным (1876—1937), Клюев ответил: «Да, я с ними знаком по Троицкой единоверческой церкви, которую посещал как верующий».
Через В. А. Куклина Клюев познакомился с жившим от него через дом (пер. Красного пожарника, 8) протоиереем григорианского Ивановского храма И. Г. Назаровым (1887—1937), а через Назарова — с назначенным в сентябре 1936 г. епископом Ювеналием (Н. И. Зивертом, 1880 — 1937), жившим на соседнем Ключевском проезде в доме № 5. Клюев признал, что «лично знаком с Зивертом и Назаровым, у последнего действительно собирались поговорить о церковных делах...». (Но отрицал, что на этих встречах, как утверждал следователь, велись разговоры «о вооруженном восстании»).
Имеется свидетельство о том, что священники оказывали Клюеву определенную материальную помощь. Весной 1937 г. в доме по Ачинской, 13, его посетил студент рабфака Томского института технологии ржи и пшеницы (мукомольно-элеваторного) А. И. Шеметов с целью получить отзыв мастера о написанном им романе. Шеметов вспоминает, что ему пришлось подождать Клюева. «Вскоре из комнаты вышел священник. Через некоторое время вышел второй священник, а за ним— Клюев...» В комнате, куда его пригласит поэт, он увидел на столе полдесятка французских булочек (их еще называли сайками) и тарелку с яйцами. «Видимо, священники подкармливали бедствующего поэта», — заключает Шеметов. Надо полагать, речь шла о священниках Троицкой церкви (она находится совсем близко — метрах в 150 от последней квартиры Клюева). Очевидно, встреча с поэтом произошла в православный праздник Пасхи (в 1937 г. он приходился на 2 мая — 19 апреля по старому стилю). Отсюда и посещение священниками больного прихожанина, и яйца, и булочки на столе у поэта, который в другое время, в особенности до дома Балакиных (хозяйка его, вдова инженера, медицинский работник Мария Алексеевна относилась к Клюеву в высшей степени уважительно и милосердно), жил в крайней бедности.
Беспросветная нужда, тяжкие болезни, оторванность от родного края и культурной жизни России сделали годы жизни поэта в Томске тяжелым для него испытанием. Главным источником существования для него были денежные переводы и посылки его московских друзей и знакомых, и прежде всего В. Н. Горбачевой. Часто он жил впроголодь.
(Продолжение следует)
А. Афанасьев
//Красное знамя. – 1991. – 15 – 16 июня.
