МБУ «Центральная городская библиотека»

ссылка на оригинал

Колпашево – это бугор глины, дотуга набитый ссыльными –

таким увидел место своей ссылки Николай Клюев, географ, историк, этнограф, археолог

Уже в начале века Клюев становится одним из корифеев русской поэзии. Но, отмечая народность творчества Клюева, тот же Блок видит только эту единствен­ную особенность своего современника. Сегодня, когда мы широко узнали твор­чество Клюева, отчетливо видны и глубо­кое знание им мировой географии, истории, этнографии и даже археологии. Особенно детально разработана Клюевым эт­нография русского народа. Этнографи­ческие сведения содержатся уже в ранних стихотворениях Клюева. Например, сти­хи 1908 года:

Здесь тесно переплетаются приметы русской избы и крестьянского быта, окружающей природы и деревенского об­раза жизни. В последующих стихах поэт вновь и вновь вторит приметы русского быта, крестьянского труда, окружающей природы.

Исключительно богата сведениями по русской этнографии поэма Клюева «Погорельщина», созданная в 1927-28-м го­дах. В ней можно встретить целые красочные куски, ярко изображающие не только отдельного русского человека; но и целые города и обширные местности, включающие в себя приметы не только русского, но и украинского этноса с его характерными приметами и особенностя­ми:

С тех пор как возникло государство и в результате разделения труда появились рабы и рабовладельцы (кажется, до сих пор существующая каста), в природе рус­ского этноса, русской истории - убий­ства, казни, тюрьма, ссылка инакомыс­лящих. Изощренные виды казни - поса­дить на кол, сжечь живьем, повесить... И в советский период - тюрьмы, ссылка, лагеря, измывательство над людьми. Не избежал судьбы узника и Николай Клю­ев. Он принимал активное участие в «хож­дении в народ», в 1906 году был аресто­ван за распространение прокламаций, четыре месяца просидел в вытегорской и два - в петрозаводской тюрьмах.

Уже в этих ранних стихах Клюев пред­угадал собственную неминучую гибель в тюремных застенках. Изумительно точно описан двор томской тюрьмы, где поэта и расстреляли в конце октября 1937 года.

А несколькими годами ранее в поэме «Разруха», сохранившейся в архиве НКВД на Лубянке как приложение к протоколу допроса Клюева (от 15 февраля 1934 года), поэт рисует обобщенный образ коммуни­стической репрессивной машины:

Особо следует остановиться на пись­мах Клюева из Колпашева и Томска (они опубликованы в 1988 году в «Новом мире»). В послании московским друзьям он сообщает: «Колпашево - это бугор гли­ны, усеянный почерневшими от бед и непогоды избами, дотуга набитыми ссыль­ными. Есть нечего, продуктов нет или они до смешного дороги. Милостыню здесь подавать некому, ибо все одинаково ры­щут, как волки, в погоне за жраньем. Население 80 процентов ссыльных - ки­тайцев, сартов, экзотических кавказцев, украинцев, городская шпана, бывшие офицеры, студенты и безличные люди из разных концов нашей страны - все чужие друг другу, чаще всего враждебные, все в поисках жранья, которого нет, ибо Колпашево давным-давно стало обглодан­ной костью. Вот он - знаменитый Нарым!.. Здесь мне суждено провести пять звери­ных темных лет... дыша парами преступ­лений и ненависти! Недаром остяки гово­рят, что болотный черт родил Нарым гры­жей...».

И оттуда же, из Колпашева:

«Небо в лохмотьях, косые, налетаю­щие с тысячеверстных болот дожди, не­молчный ветер - это зовется здесь летом, затем свирепая 50-градусная зима...»

А вот письма уже из Томска:

«Какое здесь прекрасное кладбище - на высоком берегу Томи, березовая и пихтовая роща, есть много замечательных могил. Но жаворонков и сельских ласто­чек здесь не слышно. Ласточки только береговые и множество сизых ястребов. Еще до Покрова выпал глубокий снег, ветер низкий, всешарящий, ищущий и человечески бездомный...».

Примеры описания климата в Томске можно приводить еще и еще. Они точны и метки.

Поистине провидческой является по­эма «Разруха». В ней он предсказывает будущее - наше сегодняшнее:

Здесь ясно видится экологическая ка­тастрофа - уничтожение целого моря, обмеление Волги с ее искусственными «морями», превратившимися в заросшие тиной лужи, уничтожение когда-то пло­дородных полей, истребление прекрасных русских лесов...

Предвидел поэт и войны на Кавказе: «Ей, вести черные из Карабаха...». Ведь именно с Карабаха эти войны и начались.

И, наконец, надо обратить внимание на Клюева-археолога. В письмах из Том­ска он сообщает о своих археологических находках: «В подмытых половодьями бе­реговых слоях реки Томи то и дело наты­каешься на кусочки и черепки не то Сиа­ма, не то Индии». Или вот: «В обиходе встречаются вещи из черной меди, кото­рые, наверное, видели Ермака и бывали в гаремах монгольских каганов. Великое множество красоты гибнет. Купаясь в Ушайке, я нашел крест с надписанием, что он из Ростова и сделан при князе Владимире...».

В заключение повторю свое предло­жение, уже высказанное в статье о Клю­еве «Протопоп Аввакум XX столетия» в газете «Народная трибуна». Я предложил тогда, в начале 90-х, переименовать пло­щадь Ленина в Томске в площадь Клюе­ва. Там, на Каменном мосту, великий поэт собирал подаяние. Считаю, что это переименование будет справедливым, ведь жизнь и творчество поэта куда значитель­нее трудов любого политика, тем более такого, который привел народы России к неисчислимым бедствиям.

Барсагаев П., краевед

//Томский вестник. – 2000. – 4 июля.