Священники Томска и Н. Клюев
В дни столетия Сергея Есенина, ученика и друга Клюева, некто, пожелавший остаться неизвестным, под инициалами А.П. напечатал в столице неизвестные стихотворения из неопубликованного клюевского цикла «Предсмертные стихи» [1]:
Под солнцем жизни были двое:
Лосенок и лесной ручей...
Змея змею целует в жало.
Ручей полощет покрывало
В ладонях матери-реки...
Вот еще строчки из стихотворения: «За что отель покинул вымя / И теплый пах, в каком Нарыме / Найдет он деда с грудью турьей?..». Они сразу подсказывают догадку, кто - автор и кто - адресат. И дальше: «А я, как тур, настигнут лихом, / С рогатиной в крестце сохатом / Покинут в смерти милым братом». Возможно, строки эти говорят о томском происхождении стихов.
Жаль, что томичи не обратили внимания на отсутствие подписи второго понятого в протоколе обыска в комнате Клюева при аресте в июне 1937 года. Впрочем, возможность подделки документа как тогда, так и позднее, не исключена.
Этот же загадочный А.П. сообщил, что «почти в домашней обстановке» ФСБ передала 150 рукописных листов из бумаг Клюева директору РГАЛИ Наталье Волковой. Откуда такие сведения? В протоколе обыска их нет. В деле № 12301 есть свидетельство, что УКГБ по Томской области сообщило в ЦГАЛИ Волковой о времени и месте гибели Н.А. Клюева 27 июля 1965 г. А 25 ноября 1966 г. (через год и пять месяцев!) в «Литературной России» появилась статья Вл. Орлова, авторитетного и либерального советского литературоведа, «Николай Клюев» (первая после 30-х гг. публикация о поэте на родине), где сообщалось о смерти Клюева на вокзале одной из сибирских станций и о чемодане с рукописями, якобы украденном уголовниками. Значит, почти через полтора года после «отправки» сообщения о смерти Клюева информация эта в Государственный архив литературы непоступила, но чекисты суть дела знали. Среди легенд, сопровождающих имя Клюева, есть две версии, пущенных карательными органами: о смерти поэта в тюремной бане (это когда арестованные стояли в коридоре сутками: не хватало места в камерах) и о смерти на вокзале, будто бы по отбытии срока ссылки.
Изучение дела томских «церковников» убеждает нас, что в большинстве своем это были люди смелые и твердые в убеждениях. Они в прошлом служили Вере, Царю и Отечеству и присягать дьявольскому режиму не собирались. Жестокое преследование церкви подвигало их на сопротивление. На первом допросе священник Куклин сказал: «Признаю, что, будучи монархистом по убеждениям, я непримиримо враждебно относился к советской власти (...), до дня ареста являлся участником монархической организации церковников, в которой вел активную борьбу против советской власти за восстановление в России старого монархического строя» [2]. Конечно, стилистика выдает редакцию следователя: «Наша монархическая организация создана по заданию существующего в Харбине «Союза Братства Русской Правды»».
Священник И.Г. Назаров сказал на допросе: «Мы собирались на квартирах и обсуждали наше положение, что советская власть нас совсем разорила налогами ... и нам от пассивного ожидания перемен надо переходить к активным методам борьбы». Почти все они говорят о Клюеве: «Однажды, при встрече-на моей квартире, Клюев мне подтвердил, что наша организация создана по всему СССР, по заданию зарубежных организаций эмигрантов «Российского общевойскового союза», находящегося в Харбине». Все остальное, кроме задания из Харбина, можно считать реальными сведениями.
Отец Ювеналий, в миру Иван Николаевич Зиверт, показывает на допросе: «...Клюев мне сказал, что он лично в отсутствие Кулагина активизировал церковников. В результате последние создали ряд повстанческих групп в Нарымском, Томском, Асиновском, Кожевниковском, Шегарском и других районах, прилегающих к Томску...»
Неуместно удивление исследователя, что многие арестованные уже с первого допроса откровенно и много давали информации. Объяснение этому очень просто: священники - глубоко верующие люди. Им чужда ложь. Они могли умолчать правду, но неправду
говорить они не могли! Были среди них и «подсадные», и предатели. Определить их сегодня невозможно, можно лишь догадываться. Но в подавляющем большинстве это были честные люди.
В 1990-1991 гг. работа «Томской Есенинианы» над картой Клю-евских мест Томска привела к интересному наблюдению. Клюев и его соратники - священники Зиверт, Куклин, Назаров, Соколов, Аристов - жили близко друг к другу. Даже на переулок Дальне-Ключевской к Зиверту можно было пройти через огород. Это создавало благоприятные условия для конспиративного общения. К сожалению, на высказываемые предположения исследователи не обратили внимания и продолжали утверждать: все в деле № 12301 - фальсификация.
Выход в 1995 г. книги В.Н. Уйманова «Репрессии. Как это было» позволил вскрыть очень важные детали. Условия для настоящей наглой фальсификации протоколов допросов арестованных по делу № 12301 в апреле-августе 1937 г. еще не были созданы. В.Н. Уйманов пишет: публикуемая в это время информация о вредительстве «не была голым вымыслом охочих до сенсации журналистов и рабкоров - в те годы это было не принято. Факты, факты и факты, освещаемые с учетом классового подхода» [3].
До начала массовых репрессий в 1937 году следователи еще боялись ошибок. За фальсификацию материалов и подлог был приговорен к высшей мере наказания начальник КРО Томского отдела ОГПУ Б.Д. Грушницкий, уполномоченный ГПУ в Зырянке Михайлов за необоснованные аресты был осужден на 10 лет. Фальсификация, значит, уже была, но еще пресекалась.
Положение изменилось после решения Политбюро от 2 июля 1937 г. об «антисоветских элементах». Вышедший в связи с этим приказ наркома внутренних дел обязывал в августе начать широкую операцию по репрессированию бывших кулаков и активных антисоветских элементов: в прошлом репрессированных церковников, сектантов, антисоветских политических партий. В Томске Ежов (приказом № 00485 от 11 августа 1937 г.) начало широкой операции по ликвидации антисоветских элементов установил 20 августа 1937 года. К этому времени уже у большинства арестованных по делу № 12301 в апреле-июле 1937 г. дела были закрыты, заключенные «признали свою вину» и уже прошли через «тройки». Н.А. Клюев был арестован вообще в самое «мирное время» - 5 июня 1937 г. Из таблиц Уймановаузнаем: по Западно-Сибирскому краю в 1937 году было арестовано 8787 человек, из них 6667 человек расстреляно (сравните: 1936 г. - арестовано 199 человек, расстрелян 1). Но 1937 год неоднороден. В мае арестовано всего 6 человек, расстрелов-О, в июне арестовано - 16 человек, расстреляно - 6. Пик расстрелов приходится на сентябрь - 1583 человека, октябрь -1772, ноябрь - 1494, декабрь - 2464 человека.
До осени 1937 года рукоприкладство, пытки не были приняты на следствии. В сентябре 1937 года заместитель наркома внутренних дел Бельский собрал энкавэдешников Западно-Сибирского края в Новосибирске на совещание. Он спросил их: « Арестованных бьете? - Бейте. Мы бьем» [3]. Это была официальная санкция. Вот когда начали «выбивать» показания. По признанию начальника Томского горотдела НКВД Овчинникова, ошибки стали неизбежными при массовых арестах.
Автор доклада вовсе не думал реабилитировать грязные дела НКВД в тридцатые годы. Цель доклада - первая попытка представить томских священников и поэта Клюева непримиримыми противниками тоталитарного режима.
Список использованной литературы:
- Вечерняя Москва». - 1995. - 21 сент.
- Архив УФСБ по Томской области, дело № 12301. Ксерокопия дела № 12301 «По
обвинению гр-на Клюева Николая Алексеевича по ст.58-2-10-11 УК РСФСР» находится в томском обществе «Мемориал».
- Уйманов В.И. Репрессии. Как это было. - Томск, 1996.
Николаев В. И.
//Николай Клюев: образ мира и судьба.
Материалы Всероссийской конференции
«Николай Клюев: национальный образ мира и судьба наследия». –
Томск, 2000. – С.185-188.
« Назад
