МБУ «Центральная городская библиотека»

Начнем с того, что оригинальным оказался Крылов-папа, дав своим детям цветочные имена - Лилия и Алой. Со временем Алой трансформировался в Алоиза и тем самым при каждом знакомстве вызывал удивление и особый интерес к своей неординарной личности. Уж не из графьев, не из князей ли австрийских или немецких корешки родовые тянутся?

Какое там! Сибиряк на сибиряке сидел и сибиряком погонял. Помните частушку - «Ты Подгорна, ты Подгорна»? Так вот Алоиз Федорович считает, что родину и про него самого сложено. В этих «графских развалинах» и пеленали в 1932-м будущего музыканта и поэта, воспевшего родные края,город солнца и урана, трудяг безымянных. Сам он - один из них. Славно жил, старожил. Песни спел, стихи сложил. Его строки узнаваемы. Короткие, словно топориком рубленные. Посыпанные специями юморка и доброй шутки. Забавные частности полувековой давности, как живые, в памяти. И не грусть-печаль наводят, а душу веселят.

Непокой вагонной полки,

Ветра шалая струя –

Покатили комсомолки

В непонятные края…

Славно пели комсомолки

В новом клубе «Родина».

Неужели были елки,

Клюква да смородина?

В переводе с древнегреческого Алоиз-«весьма мудрый» Так что все у нас совпадает. И имя, и фамилия, и философский склад ума. В нем мирно живут-уживаются мальчик и дедушка, то и дело дергая друг друга за уши, то за ниточки-годы. Незлобивый по сути человек, он никак не может выбросить из памяти три свои свои детские обиды. Пятилетним мальчонкой нашел на полянке грибок »и пристал к матери – «Изжарь!» А она возьми да выброси. В Васюгане живя, все время мечтал о Колпашеве. И вот по пути в Томск дернулся в автобусе, проезжая родные места. И снова мать остановила-охолонула. А студентом, живя на томских задворках, приходит как-то домой, а там аккордеон сияет. У него аж в животе похолодело. Что за черт? Откуда он тут взялся? Только вцепился пальцами, чтоб поиграть, а матушка строго: «Ешь давай! Кому говорят!»

Была у него в детстве настоящая шарманка. Во взрослой жизни – баян и аккордеон, сейчас – фисгармония, доставшаяся по наследству от друга. На ней у Алоиза хорошо Бах идет.

Свое первое стихотворение он написал во втором классе. Уж больно зловредная учительница все пугала детей каким-то инспектором - придет, мол, и задаст вам перцу, неучам тупым. А пришел добрый-предобрый дедушка и увидел, как бедно одеты ребятишки, какие они смышленые и толковые. Ему-то одноклассники и продали Алоя: «А он стихи про Гитлера сочинил». Пришлось читать.

Однажды в конце войны в богом забытый Васюган приехал кукольный театр. Ставили «Три поросенка». А на сцене сидел какой-то длинный мужик. Батя и говорит Алою: смотри, это сам Михалков». Спустя какое-то время парнишка послал «на деревню дедушке» письмо, в котором написал, что «я тот самый сибиряк, который каждое утро встает с вашей песней «Как высоко над нами наше небо». И приложил свой стишок для финала:

Тройкину Двойкин загнул небылицу,

Будто Пятеркин схватил единицу.

Двойкин остался доволен вполне –

Видно пятерка достанется мне.

Михалков прислал ответ и поставил за стишок двойку с плюсом. Этим плюсом Алоиз до сих пор гордится. Однако судьба еще раз свела пути-дорожки северского поэта и знаменитого автора «Дяди Степы», когда тот приезжал в Томск на какой-то областной писательский слет и когда все наши авторы обиделись на Михалкова за то, что он ни с кем за руку не поздоровался. Алоиз послал на сцену записку с просьбой рассказать историю создания той самой песни-будильника. Польщенный мэтр расплылся в улыбке.

В школе он на голые пятерки учился. А дальше что ни наука, все ему во вред была. Родители настояли на политехническом. Три года там промаялся - рисовать-чертить не дано, зрение плохое, в микроскоп не видит ничего, химию органически не переваривает, на физкультуру - как на каторгу. Помаялся-помаялся да бросил, работать пошел. А вот музыкальное училище галопом закончил, да с отличием. В интернате с ребятишками музыкой занимался, в 88-й школе, в клубе «Строитель». Под его горны-барабаны вся городская пионерия прошагала.

Он член Союза журналистов. Внештатником на радио работал, когда Чекист был столицей, и 15 лет вел радиожурнал «Творчество». Пестовал юные северские таланты, объединив их в творческие группы «Тополек» и «Каравелла». А вот в писательские и композиторские союзы так и не сподобился вступить, хотя труды Алоиза Крылова вошли во многие коллективные сборники, печатались в газетах и журналах, а некоторые вышли отдельными изданиями. Но чаще всего приходилось писать в стол. И собрав до кучи с десяток повестей, с сотню рассказов и с тысячу стихов, он самиздатом подготовил крепкий трехтомник. Там и «Котовасия» его знаменитая, и «Сутки на минутки», и уморительный «Трактат о мате», и уникальные «12 кружек», которые пользовались у северских мужиков большим успехом. Как-то идет мимо кабачка. А там как всегда постоянный контингент веселый, с пивком да с папиросками в зубах. Увидели его и давай скандировать детскими голосами: «В небе тучка таяла. В поле Жучка лаяла. Лаяла на тучку, что мочила Жучку». А в другой раз телефонный звонок в 12 ночи раздался.

- Але. Алоиз Крылов слушает.

- Че-че?! - недоверчиво в ответ. - А Адриано Челентано с тобой рядом не сидит?

- Да нет, Андрюхи нет, а я вот на месте.

- Ну, если ты Алоиз Крылов, то давай читай стихи. Только чур – детские!

Что касаемо рассказиков, то они у Алоиза очень компактные, на полстранички, не больше. Или вообще «брызги», как он их сам называет, буквально абзац-другой. За стол обычно садится в шесть утра. Делает наброски, которые могут лежать потом очень долго, чуть ли не годами, и вызревать до кондиции. Нет-нет да и вернется к написанному, что-то добавит, что-то уберет, запятушки переставит, акценты поменяет. Печатает исключительно на старенькой печатной машинке, компьютеров не признает.

Однажды томский писатель Заплавный выступал по радио и зацепил его такими словами: «Все, написанное Алоизом, лежит на грани детства». И это так. Разница между тем, что он сотворил для детей и что для взрослых, очень зыбкая. «Для детей надо писать так же, как и для взрослых, только лучше и чище. Чтобы писать для ребятишек, надо свое детство помнить. А я его помню железно. Даже манную кашу, что ел в яслях». Он ничего не привирает. Во всем - реальная фактура. Из городских событий, строек, бытовых сценок, из многочисленных поездок и путешествий. Три мечты были в жизни, и все исполнились - издать сборник хороших ребячьих песен, отведать настоящего чешского пива и потрогать своими руками орган. Дом, правда, не строил. Сыновей вырастил двоих. Что касаемо дерева, то eсть такое возле школы-интерната.

К политике и политикам отношение неоднозначное. Он всегда был своего рода диссидентом. В КПСС не вступал, в комсомоле тихо-мирно просидел с 14 до 28 лет. Поэтов среди кумиров но держит. «А любимый прозаик - Аркашка Гайдар. Я его очень люблю за то, как он понимал мальчишку. Только два таких на земле было - он да Марк Твен». В музыке выше всех ставит Дунаевского. И еще одну фигуру причисляет к когорте избранных - Петра Первого. «Это человек, который умер с мозолями на руках, который знал 14 ремесел и имел 14 дипломов на них. Который не только корабли строил, но и зубы дергать умел. Крут был, но дело-то делал».

Алоиз не огородник, не охотник, не рыбак. Терпеть не может сериалы и детективы, а по телеку смотрит лишь передачи на темы истории и культуры. Любимая песня – «В городском саду» Блантера. Любимый фильм – «Свинарка и пастух» и музыка Тихона Хренникова, в нем звучащая. Он не любит спесивых породистых собак. Кошек уважает, но после того как одна из них разбила его любимую пивную кружку из Парижа и на­стольную лампу, «разбойников» в доме не держит. К одежде равнодушен. Считает, что большинство афоризмов «вылезли» из Лебедева-Кумача. По-прежнему обожает пиво и три-четыре раза в неделю разговляется им. А вот к вину равнодушен. 15 лет сидит на пенсии и ни единой рюмахи, даже на Новый год, даже на именины.

Дата 75 его ничуть не огорчает. Если раньше с Пушкиным не соглашался насчет его слогана «и жизнь, и слезы, и любовь», то сейчас стал сентиментальным, но слезы только от радости случаются. Две операции тяжелые перенес, а побывав на грани между двух миров, загробного и земного, не увидел в этом тоннеле ничего для себя особенного и необъяснимого. Алоиз Крылов убежден, что человек за свою жизнь совершенно не меняется – «Какой в колыбельку, такой и в земельку».

Калинина В.

//Диалог.- 2007.- 31 авг.– С. 23.