МБУ «Центральная городская библиотека»

Наверное, каждый человек от природы хоть чуточку, но самолюбив. Каждый "в глубине души" не отказался бы попасть в книгу рекордов Гиннеса. В Северске, на мой взгляд, подобную книгу можно было бы основать давным-давно. Так как без преувеличения считаю: наш город богат талантливыми, необыкновенными людьми.

Имя нашего северского поэта Михаила Карбышева знает, думаю, каждый. Его стихи периодически появляются и на страницах нашей газеты, их можно услышать и по радио, а можно прочесть в его книгах. И это, несмотря на то, что писать Михаил Карбышев начал довольно поздно, первое свое стихотворение, посвященное Северску, он сочинил, когда ему было уже за сорок. Сочинил, можно сказать, по заказу.

Я тогда руководил городс­ким хором или, по-прос­тому говоря, самодеятель­ностью, - вспоминает Ми­хаил  Михайлович, - и на какой-то очередной юбилей города получил от начальства задание: написать и исполнить со своим хором песню о Северске. "Нет проблем», - легкомысленно сказал я тогда. Потому что был уверен - без труда найду если не в Северске, то уж в Томске точно и поэта, и композитора, которые согласятся такую песню написать. Но абсолютно неожиданно для меня все томские поэты, как один, начали от моего предложения отказываться. Их аргументы меня просто поразили: "Вы там в своем "ящике" все, как сыр в масле катаетесь. И о вас еще песни писать! Обойдетесь".

Выхода не было, и Михаил Михайлович решился на отчаянный смелый шаг. Он написал песню сам, и на Дне города она имела колоссальный успех.

- Мне тогда подумалось: а почему бы не попробовать писать для своего хора песни и дальше?.. Так начался песенный период моего творчества. Вместе с томскими композиторами Владимиром Лавриненко и Геннадием Черненьким мы создали несколько песен, исполнялись которые, кстати, не только нашим северским хором. Некоторые из них пел и хор имени Пятницкого. А потом я познакомился с томским писателем, хорошо известным уже тогда, Владимиром Колыхаловым. Это знакомство в корне изменило мою жизнь. "Пишите, - сказал мне тогда Владимир Анисимович, - у вас такой интересный и богатый материал». Мне действительно хотелось многое сказать и о своей родной деревне, и о людях, которые в ней жили и живут. Да и на фронте мне ведь тоже довелось побывать...

А в 1979 году все тот же Владимир Колыхалов вместе с другим томским писателем Станиславом Федотовым выбирают несколько лучших, на их взгляд, стихов Михаила Карбышева и отправляют их не куда-нибудь, а в центральный журнал "Наш современник». И вот удача: практически сразу эти стихи журнал публикует.

- На меня просто посыпались письма с поздравлениями и пожеланиями дальнейших успехов, - продолжает вспоминать Михаил Карбышев, - писали и сотрудники журнала и томские писатели и поэты. Ну, а я чувствовал себя эдаким школьником-переростком. Шутка ли, мне уже было 57 лет. Вроде поздно начинать чему-то учиться. Музыка, рисование - это я знал, мое дело. Этим я занимался всю жизнь, с самого детства. А вот писать стихи совсем другое дело. У меня как-то так в жизни сложилось, что я до  сорока одного года стихи вообще не читал. Пришлось заново откры­ть для себя русских классиков: Пушкина, Лермонтова, Есенина...

-Михаил Михайлович, на мой взгляд, ваши стихи буквально пропитаны русским духом. В них так много о  жизни нашей простой, но такой самобытной русской деревни. В них словно чувствуется и запах домашнего хлеба, и запах русской печи, ароматы полей и кедровых лесов... Вам, наверное, наиболее близко по духу творче­ство Сергея Есенина. Он - ваш любимый поэт?

- Трудно сказать... Но, знаете, есть у меня одна такая особенность. Пишу стихотворение и вдруг как будто ступор какой-то, не идет даль­ше и все. Беру в руки томик Пушки­на или Лермонтова - все равно нет настроя. А потом достану книгу Пав­ла Васильева - и как будто меня заново родили, сразу творческое настроение просыпается.

Я недоумеваю. Несмотря на то, что закончила "филфак", имя Павла Васильева слышу впервые. "Кто это?" - спрашиваю у Ми­хаила Михайловича.

- Это был очень талантливый поэт и необыкновенной судьбы человек. Он погиб совсем молодым. Его рас­стреляли в сталинских застенках в 26 лет как антинародного поэта. И, к сожалению, часть вины за это ле­жит на Максиме Горьком, который опубликовал в 1934-м году крити­ческую статью о Васильеве. Он, надо сказать, и на самом деле не отличался примерностью поведения. Впрочем, как и многие молодые поэты того времени. Но за свою короткую жизнь Павел Васильев успел повидать многое. Был он и матросом, и золотоискателем. По­этому стихи его очень живые и яр­кие. Я рад, что они, хоть и посмерт­но, но были опубликованы отдель­ной книгой.

В кабинете у Михаила Михай­ловича висит портрет его лю­бимого поэта. Портрет этот нарисован им самим. Выполнен он на каком-то странном ма­териале, легком как пластик и гладком как зеркало.

- Это тефлон, - объясняет мне Михаил Михайлович Карбышев, - с этим материалом у меня связана целая история. На первом объек­те, где я проработал аппаратчиком 25 лет, его применяли в производ­стве как материал, который прак­тически никогда не изнашивается и ни с чем не вступает в реакцию. И вот я из чувства авантюризма, что ли, на этой тефлоновой плас­тине решил написать портрет. Все знакомые химики меня на смех подняли: "Ты же знаешь, что на тефлоне ни карандаш, ни краска не рисуют!" А мне, что называет­ся, приспичило. Полгода я с этим тефлоном промучился. И так и эдак экспериментировал, В итоге все-таки нашел способ, как рисунок на нем закрепить. Смешно сказать, но сделать я это смог с помощью сока чеснока. Вспомнил, как в детстве моя мама этим соком разбитые чашки склеивала. После этого чаш­ка такой же прочной, как раньше, становилась.

Слушала я Михаила Карбыше­ва и поражалась, сколько в этом пожилом уже человеке энергии и жизненной силы. Иные из нас в тридцать лет от жизни скучать начинают. Ничем их не удивишь, ничто им не интересно. И увле­чений никаких нет, не нужны они им. А Михаилу Михайловичу 21 ноября, в субботу, исполнится 76 лет. За свою жизнь он увидел и испытал многое. Было у него и фронтовое ранение, с которым он многие месяцы пролежал в больницах и из-за которого мо­лодому парню, чуть было, не отняли ногу.

- Я в молодости на гармони играл, - рассказывает дальше Миха­ил Михайлович, - как же, говорю врачам, вы себе гармониста без ноги представляете. Лучше умру, чем ногу потеряю. Но на мое счас­тье, работал тогда в Томске про­фессор Черепнин, который меня, можно сказать, на ноги поставил.

- И после того, как поправи­лись, приехали жить в Северск?

- Нет. Я сначала поехал в Ново­сибирск поступать в музыкальное училище. Я ведь с детства мечтал стать музыкантом. В соседнюю де­ревню, помню, за несколько кило­метров ходил к мужику-балалаеч­нику, чтобы он меня играть научил. А в Северск я приехал в 1953-м году. До этого, правда, еще в Па­лехском художественном училище успел три года прозаниматься. Так вот город тогда только строиться начинал. Никаких клубов и в поми­не здесь не было. Вот я по своей творческой неуемности и решил основать здесь самодеятельный клуб, который мы назвали "Родина". Там мы и спектакли ставили, и песни пели. Благодаря работе в этом клубе я и стихи писать начал...

Творческая судьба Михаила Карбышева складывалась, мож­но сказать, очень удачно. За пер­вой заметной публикацией в "На­шем современнике" последовала череда других: в "Следопыте", в журнале "Москва". Некоторые томские писатели, прямо скажем, с завистью говорили Ми­хаилу Михайловичу: "Наши рукописи по два-три года в редакци­ях лежат, своей очереди дожи­даются. А ты вон какой шуст­рый и везучий оказался. Раз и сразу опубликовали тебя". Тог­дашний главный редактор "На­шего современника" писал Миха­илу Карбышеву: "Судя по вашим стихам, вы уже можете подго­товить к печати свою собствен­ную книгу. Да и в Союз писате­лей вам пора вступить". Сказа­но - сделано, и в 1984-м году Ми­хаила Карбышева по рекоменда­ции сразу нескольких маститых российских писателей принима­ют в Союз.

-  Я и раньше дома подолгу не любил засиживаться. С нашей са­модеятельностью постоянно "по го­родам и весям" разъезжал. А тут и подавно. Творческие вечера и встречи одни за другими. Для меня это общение с людьми очень по­лезным оказалось. Я через него много нового и интересного для себя в людях открыл.

- А как жена к вашим постоянным разъездам относилась? Не ревновала?

-  Моя жена золотой человек. Че­стно скажу, большинством своих удач и успехов я обязан именно ей. Благодаря ее пониманию и поддер­жке удалось мне в этой жизни сотворить что-то значимое. Что бы в моей жизни не случалось негативного, я всегда знал: за мной стоит моя семья. Она не подведет. Это помогало собраться и со всеми не­удачами справиться. В общем, можно сказать, что я - счастливый муж, отец и дед. Внуков своих очень люблю. Мне кажется, что они рас­тут талантливыми, сообразительны­ми ребятишками. Внучка Светочка, например, уже сейчас неплохо ри­сует.

- Михаил Михайлович, а сей­час у вас какая-нибудь книга "в производстве " находится?

-  Не так давно я закончил книгу стихов, посвященную 50-летию на­шего города, которую назвал "Северские были". Работал над ней 8 месяцев. Она должна была быть напечатана в издательстве ЦНТИ в Томске. Но из-за кризиса вопрос издания остается до сих пор откры­тым. Жалко, конечно, если не уда­стся ее опубликовать...

- А у вас есть книга, которую по каким-то причинам вы бы среди других смогли выделить, как-то отметить?

- Наверное, каждая вещь по-сво­ему ценна и особенна. Но почти детективная история связана с выходом в свет моей поэмы "Кухтеринские вертепы". Я над ней ра­ботал очень долго. Сначала, это были отдельные стихи о купце Кухтерине. Материала-то я много имел. Дело в том, что брат моего отца работал у Кухтерина приказ­чиком и очень любил рассказывать обо всех его выкрутасах и похож­дениях. Так вот, рукопись этой поэмы попросил у меня один зна­комый. А через некоторое время я узнаю, что ее размножили на ксероксе и благополучно продают. Меня об этом даже в известность не поставили. Потом мне в руки попалось и еще одно "подпольное" издание моих "вертепов". И толь­ко в 1994-м году поэма увидела свет, так сказать, на законных ос­нованиях...

-  Михаил Михайлович, а у вас не возникает желание уйти, так сказать, на заслуженный от­дых?

- Пока у человека ясная голова на плечах, он не должен занимать­ся "ничегонеделаньем". Мне, напри­мер, предложили сделать на радио программу о Павле Васильеве. Я с радостью согласился. Несмотря на то, что мне сейчас уже тяжело хо­дить. Но думать-то я не разучился. Многое в жизни меня интересует и будет интересовать всегда. Иными словами: "Я мыслю, значит, я су­ществую..."

Таким вот неугомонным чело­веком оказался наш северский поэт Михаил Карбышев. И правда, возраст - не помеха, если душа молода. Пожелаем же име­ниннику долгих лет жизни и ак­тивной творческой деятельности. Новых стихов и поэм, новых книг.

На фото из семейного архива Михаил Карбышев с внуком Мишей.

Студенникова Ю.

//Новое время.- 1998.- 19 нояб.- С.5.