МБУ «Центральная городская библиотека»

Откроет ли нашу дверь каменное эхо прошлого?

Июнь. Жара. От полуден­ного солнца нет спасения. И только в тихом березово-сосновом оазисе душ­ного городского ада царит прохлада. Обнесенный церковной оградой, он похож на заповедный уго­лок, который как будто специально отгородили от остального мира, что­бы сохранить, не дать за­давить железобетонным коробкам девятиэтажек, плавящемуся на солнце серому асфальту улиц. Здесь покоятся мертвые...

В семидесятых годах старое Белобородовское кладби­ще очистили от крестов и ог­радок. К тому времени по со­седству уже возвышался могучий кра­савец из стекла и бетона - киноте­атр "Россия", как грибы после дож­дя, росли дома, серой паутиной раз­бежались автодороги. Город преоб­ражал деревенские виды, наводя марафет современности на своем юном лице.

Прошло уже немало лет, как снес­ли последний дом Белобородова, зажатый между напирающими ново­стройками и колючей проволокой го­родского периметра. Деревни уже нет. И лишь указатель автобусной остановки с надгробной надписью "Белобородово" стоит одноногим па­мятником на чьем-то бывшем под­ворье. Кануло в Лету и кладбище. Но еще остались своеобразным релик­том две надгробные плиты. Одна из них прячется в траве на опушке рай­ского уголка у пыльной извилистой тропинки. "Здесь покоится младе-нецъ Викторъ Межевниковъ. Родил­ся 1869 г. 17 апреля. Умеръ 24 мая 1874 г. Жилъ 5 г.", - гласит надпись. А рядом потускневшие искусственные цветы. Каменное эхо прошлого за­чаровывает, хочется прикоснуться к старым изъеденным буквам: прикос­нуться к древности - прикоснуться к вечности. Каким он был - этот ма­лыш, где жил, а главное - почему та­ким кратким оказался его век, уже не узнать. Молчаливая угрюмая зем­ля ревностно хранит тайны былого. И лишь южный ветер, некогда тре­павший волосы пятилетнего мальчу­гана, обдает далеким теплом воспо­минаний, шепчет в кудрях берез давнюю историю. И если замереть на полудвижении, полуслове, попумысли и отключить сознание, можно ус­лышать голос прошлого...

Деревня Белобородово была ос­нована в 1728 году Иваном Белобородовым. Скорее всего, человеком служилым, так же, как и многие дру­гие поселения того времени (Аркашово, Колылово, Нелюбино, Басалаево, Иглаково). Местные воеводы, устав­шие от задержек жалованья из Мос­квы и хлебных бунтов, пытались на­садить хлебопашество среди своих подчиненных. Вот и появлялись не­далеко от Томска русские села. Мес­то было благодатное. Сочные травы лугов. Чистые воды Томи, в которых не переводилась рыба: налим, щука, стерлядь. Обилие ягод, грибов. Вот только для хлебных культур земля была не очень подходящей. Поэтому в основном белобородовцы держа­ли огороды. Со временем Белоборо­дово выросло. Ее единственная ули­ца протянулась вдоль правобережья Томи от горы Барабинки (современная улица Солнечная в Северске) до нынешнего спорткомплекса "Дель­фин". Недалеко от деревни распола­галась "архимандритка" (архиманд­ритская заимка) - вотчина Томского Богородице-Алексеевского монасты­ря. В начале XVII века, после основа­ния Томска, монастырь этот находил­ся здесь, в устье Большой Киргизки. Но был перенесен в 1663 году в Том­ский острог. Причин тому было мно­жество; пожары, наводнения, набе­ги киргизов и татар. Особенно не да­вали спокойно жить монахам мест­ные народы. Для защиты своей оби­тели иноки рыли рвы, возводили на­сыпи, собирали служилых людей, а нередко и сами брались за оружие. До сих пор по руслу Киргизки находят русские сабли, наконечники стрел. Потери были немалые. Примерно в двух километрах от места основания монастыря есть захоронение, где, по преданию, погребены 70 монахов, убитых киргизами. Еще в 1908 году на этом месте стоял огромный деревян­ный крест.

Хотя монастырь переместился в Томск, заимку он оставил за собой. И частенько крестьяне Белобородова нанимались к монахам на рабо­ту: сено косить, пасти скот, доить ко­ров, укреплять постройки. Так как белобородовские земли были не очень плодородны, постепенно в селе ста­ли развиваться ремесла. Крестьяне изготавливали ведра, кадки, тес. Продавали дрова, сено. Промышля­ли рыбной ловлей. А в XIX веке, с раз­витием речного пароходства и появ­лением в Самуськах затона, уходи­ли служить масленщиками, лоцма­нами. Через Белобородово прохо­дил тракт. Везли на продажу моло­ко, мясо, дрова. Частенько крестья­не дальних деревень, стремящиеся в Томск по Нарымской дороге, оста­навливались здесь на постой. Не об­ходилось без воровства. Иногда но­чью некоторые лишались своего гру­за. Что делать, в семье, как говорит­ся, не без урода.

Молились белобородовцы в дере­вянной церквушке Покрова Пресвя­той Богородицы, освященной в 1877 году архимандритом Виктором Лебе­девым. Рядом стоял деревянный на­стоятельский дом с мезонином и балконом. Позже настоятель пере­селился в новое одноэтажное камен­ное строение. Этот дом сохранился до сих пор. Его старые стены можно увидеть на территории воинской час­ти, расположенной у устья Большой Киргизки. А вот храм сгорел в 1937 году. Возможно, не обошлось без уча­стия воспитанников исправительно-трудовой колонии "Чекист", располо­жившейся в 1933 году на территории архимандритской заимки.

Во время и после войны по­явились новые лагеря. Шло стро­ительство секретных объектов СХК и города. Недалеко от Белобородова развернулись палаточ­ные поселки, сооружались бара­ки. Белобородовское кладбище принимало в свои недра всех: и местных жителей, и заключен­ных, и первостроителей. Однаж­ды ночью (это было еще во время войны, до секретной стройки) рас­конвоированные привезли много трупов зеков, бросили в общую могилу в конце кладбища и, не до конца зарыв, отправились обрат­но. Утром перед деревенскими предстала жуткая картина, свиде­телями которой стали и дети.

После революции на долю белобородовцев выпало немало ис­пытаний: колчаковский террор, расстрелы, жесткая продразвер­стка советской власти, раскулачи­вание, и, наконец, в 1949 году пе­реселение "неустойчивых", у кого родственники были в заключении или в плену. Новым местом жи­тельства НКВД им определило Сухорево. И хотя в начале 50-х многие вернулись обратно, дерев­ня, сохранение которой, вероят­но, не входило в государственные планы, постепенно стала выми­рать. Даже хоронить перестали на белобородовском погосте. А не­которые жители перенесли кости своих предков на новое городское кладбище. Но так сделали далеко не все.

За несколько лет брошенное кладбище заросло густой травой и малинником. Его зеленое по­крывало пронзили пыльные тро­пинки. Утром люди, срезая путь, летели на работу, вечером, устав­шие, спешили домой, тоже напря­мик. А в самой чаще устраивали сборища местные алкаши. Покой мертвых нарушали пьяные песни, матерная ругань, вульгарный женский смех. "Столом" для веч­но пьяных вандалов служил над­гробный камень, вывернутый из могилы шестнадцатилетней девушки, похороненной здесь в 1950 году. И хотя церковная ограда уже не первый год охраняет кладби­щенские рубежи, некоторые сле­ды былого разгула сохранились: железный ящик для костра, обо­жженные у основания деревья и битые стекла бутылок у надгроб­ной надписи,

Со временем как-то забылось, что здесь покоятся останки пер­вых жителей Северской земли, здесь почивает более чем двух­сотлетняя история Белобородова. Суета и порочность поглотили человеческое сознание, убили ин­терес к прошлому, а значит, на­дежду на будущее. Кто вспомнит о нас, когда мы сами погрузимся в небытие? Сегодня лишь старо­жилы да краеведы знают фами­лии тех, кто жил здесь когда-то, Шубины, Мыльниковы, Чебурановы, Шабановы,Чухломовы, Курносовы, Соколовы, Кондаковы, - и пытаются донести историческое наследие до современного созна­ния через газеты, выставки, встре­чи. Пытаются... Конечно, люди внимают им. Но этот интерес за­частую подобен вспышке: услы­шал, подивился и забыл, - каж­додневные заботы не оставляют "лишнего" места для историчес­кой памяти. Увы.

Но, наверное, самой судьбой было уготовано увековечить па­мять о старом белобородовском кладбище. В 1991 году, в один из солнечных майских деньков, на пустыре рядом с бывшем погос­том собралось едва ли не полго­рода. Люди высовывались из окон зданий, располагались на кры­шах, взбирались на деревья, так как протиснуться сквозь плотное кольцо толпы было невозможно. Приехал сам Алексий II. Патриарх освятил камень в основание бу­дущего храма в честь Владимирс­кой иконы Божией Матери. Три года к святыне ходили молиться богомольные старушки, А потом началось строительство. Случай­но или нет, но за церковную по­считали и территорию бывшего кладбища. Массивная ограда об­няла ее вместе с храмом. И теперь своеобразным памятником возвышается над могилами дале­ких предков северчан красавица Богородице-Владимирская цер­ковь.

Новокшонов С.

//Томский вестник.- 2001.- 13 июля.- С. 3,4.