Смелого пуля боится
В 45-м из Берлина он писал домой на немецких открытках. О том, что жив, здоров и добивает фашистов. Несколько таких открыток сохранилось до сих пор. На одной из них молоденький фриц в шляпе и с заплаткой на штанах писает в водоем. А из воды высовывается рыбка, и написано по-немецки: «Не пейте сырой воды».
Почти пятьдесят лет инженер - исследователь по общей физике Анатолий Федосеевич Белов трудился на Сибирском химическом комбинате. И хоть это несоизмеримо по времени с теми годами, что он провел на войне, все же Великая Отечественная разделила его жизнь на два огромных и емких периода. Он помнит все. Речь его течет плавно, словно тихие воды реки. Но вдруг память, вопреки хронологии, вытаскивает на свет самые яркие и самые трагические куски...
На войне как на войне. Стрельба, грохот, пыль столбом. Молодой лейтенант, еще не нюхавший пороху, то и дело втягивает голову в плечи. Это потом уже старшие сослуживцы научили: «Перестань кланяться каждой пуле. Она уже пролетела, значит, не твоя».
Напрасно опасался молодой командир взвода Анатолий Белов, как примут его «старики». Не просто приняли, а еще и заботились, как отцы родные. Боевое крещение и первые уроки взбодрили. Он сумел побороть свой страх. Это был август 1943 года. До самой зимы 1945-го они стояли в обороне и держали плацдарм на Висле.
В пулеметном взводе четыре расчета и в каждом по пять бойцов. Один из этих расчетов как раз и был направлен в боевое охранение. Вот она, передняя линия обороны. Сплошная траншея, где можно ходить в полный профиль, а из боевых позиций - смотреть и стрелять. Это основная позиция. 19-летний командир должен опекать все эти расчеты, обеспечивать их боеприпасами, кормить людей. А в соседнем расчете отделением командовал белорусский парень. Симпатичный такой, рослый и, как оказалось, сообразительный. У немцев, стоящих напротив, завелся снайпер. Очень уж он беспокоил наших ребят. Выследит, бывало, когда кто-нибудь из них бежит через ложок по открытой местности, обязательно либо ранит, либо убьет. И так почти каждый день. Ух и надоел! И задумали наши солдаты с ним потягаться. Анатолий решил, что сам возьмет этого нахала на мушку. Пошел в тыл, попросил снайперскую винтовку, потренировался для верности. Выследили этого снайпера. Толя навел бинокль. Ага, метрах в трехстах замелькала мишень - фанерка нарисованная. Этот немец дразнить начинает: то часть головы покажет, то мишень эту в виде головы. Как бы вызывает огонь на себя. Ну и чтобы самому точнее ориентироваться. Анатолий наблюдает, ни на секунду глаз не отводит. Немец кладет мишень на брусок и ждет. И Анатолий ждет. И вдруг ба-бах! Снайпер стреляет и точно попадает прямо в нашу амбразуру. Увидел, гад, блестки от бинокля и направил огонь в эту щель. Осколками грунта брызнуло Толе по губам. Пуля пролетела мимо, не попала, а мурашки по спине наперегонки. Опасная игра. Игра со смертью. Тем не менее, наш герой не отказался от своей затеи потягаться с таким опытным снайпером. Правда, понял, что от греха подальше надо передвинуться к задней стенке окопа, поглубже спрятаться. Повторение операции перенес на следующий день.
Приходит. А белорус радостный такой на встречу ему. «Я, - говорит, - пристрелил его уже. Из пулемета. Рано утром выходит фриц из землянки, идет в свой тыл, набирает вязанку дров и несет ее назад. Думал, наверно, что мы спим еще и не увидим его. Тут-то я его и подсек очередью из пулемета».
Это случилось 14 января 1945 года. Наши в готовились идти сразу тремя фронтами - Первым и Вторым Белорусскими и Первым и Украинским, причем с разницей в два-три дня. Общее зимнее наступление. Уже на запад. Готовились к нему основательно. Многие тогда подали заявления в партию, в их числе и Анатолий Белов. Нетерпение солдат достигло апогея. Когда же? И сколько можно сидеть в обороне? И вот наконец рано утром началась артподготовка. Она была недолгой, минут двадцать, но хорошая такая, массированная. А потом прозвучала команда «Вперед!». Все из окопов – наверх. И тут буквально метрах в пятнадцати от траншеи на глазах Анатолия ранило командира роты. Кажется он наступил на мину. Он схватился за голову, повернулся, махнул Толе рукой: давай, мол, принимай командование на себя.
- Мы двигались тучей. С энтузиазмом, напором, криками «Ура!». Кто с винтовкой, тем было полегче. А наша задача - еще и пулеметы тащить, патроны в железных коробках. Тяжело. Но - вперед! Немцы удирают, слабо отстреливаясь, иногда притормозят, пытаются обороняться. Но наш общий напор уже трудно было остановить. Причем в прорыв пошли сразу же танки, которые были уже подготовлены. Они обгоняли пехоту, руша оборону противника, мы за ними.
Это и была знаменитая тактика командующего фронтом Жукова - танковый прорыв. Тяжелая военная техника впереди, за ней все остальные. Добивают немцев, которые все никак не сдаются. А дальше пехота пошла уже не просто цепью, а кулонной. Впереди нее движется небольшое подразделение, так называемое боевое охранение. Это для того, чтобы не напороться на серьезное сопротивление жертвовать всей колонной. Так и шли. И если в первый день они продвинулись всего на 20 километров, то во второй - уже под 60. Смекалка солдатская выручила. Идут по польской деревеньке. Встречают их местные жители. Разговорятся «Ну, ты помоги нам, - просят какого-нибудь поляка. - Видишь, какая техника тяжелая у нас. А у тебя лошадь. Давай запрягай, подвезешь нас до следующей деревни, а там мы тебя отпустим». Запрягает хозяин кобылу, складывают наши бойцы пулеметы на телегу, а сами идут налегке. Как правило, до следующей деревни крестьянин не доходил, терялся где-то по дороге. Таким вот макаром и лошадей поимели, и всю технику на них протянули до самого Берлина.
Поляки встречали их как освободителей. А что они там про себя думали, не всегда понятно было, Где-то и осторожничали. Лошадей отдавали, а сами бежали потом без оглядки.
А на третий день вообще километров 80 отмахали. Серьезных боев уже не стало, лишь локальные, но все равно были и убитые, и раненые с той и другой стороны. Дошли до Познани. В этом городе в Первую мировую войну построили сильную крепость. И в ней, за толстыми кирпичными стенами, укрывались немцы, причем довольно большой гарнизон. Как потом выяснилось, порядка 40 тысяч человек. Крепость была хорошо укреплена и обнесена рвом с водой. С ходу такую махину никак не взять. Да и огнем фашисты не подпускали наших близко. А задача фронта оставалась прежней – продолжать танковый прорыв. Подразделение, в котором служил Анатолий, оставили в Познани. Приказа взять крепость не поступало, и они сторожили засевших там немцев. Простояли довольно долго. Причем условия у наших солдат были далеко не лучшие. Начало февраля, по тем широтам уже весна. Слякоть все раскисает.
- Как только мы дошли до этой крепости, тут же организовали временную оборону, выкопали окопы, траншеи. Глубоко копать не получалось – низина, а дальше вода. То есть в полный профиль не встанешь. Но надо охранять, из траншеи ни на шаг. Кольцом расположились вокруг. Нелегко пришлось нашим бойцам. Я уже исполнял обязанности командира роты, четыре взвода у меня, и в каждом - по четыре пулемета. Целое хозяйство. И всех надо накормить, снабдить боеприпасами. Как только стемнеет, мы в термосах несем горячую пищу в глубину траншеи.
Анатолий Федосеевич уверяет, что не было такого случая, чтобы солдат наших надо было понукать или заставлять что-то делать. Они проявляли удивительную находчивость и смекалку. Так было, к примеру, с немецким транспортным самолетом, который регулярно каждую ночь прилетал и сбрасывал подарки в недра крепости – боеприпасы, пищу, медикаменты. А у наших не было зенитных орудий, чтобы сбить этот наглый самолет. И они только наблюдали. Но включили-таки фантазию, решили поохотиться за этим летуном с противотанковым ружьем. Тот приближался к крепости на сравнительно небольшой высоте. Наши солдаты залезли на чердак, пробили там черепицу, поставили кол, на него пристроили колесо от телеги, привязали ружье к колесу. Зная примерную скорость самолета, рассчитали опережение прицела. И как только стемнело, встретили и подбили. Минут через десять звонок из штаба. «Кто стрелял?» Доложили. Снайпера подразделения наградили потом орденом Красной Звезды.
Крепость охраняли до 23 февраля. Пришли свежие силы штурмовиков и сломили ее всего за сутки, вывели оттуда всю 40-тысячную немецкую армаду. А бойцы наши снова вперед, догонять своих. Впереди уже Одер, а там и Берлин. Сплошь поселки городского типа и небольшие городишки. Здесь пришлось вести не совсем обычную тактику боев. Каждый дом брали отдельно. Это так называемые уличные бои. А что значит в чужом городе уличный бой? Видно лишь то, что открыто глазу. Наши-то вот они, как на ладони. Немцы же знают все ходы и лазейки. Сидят в обороне и поджидают. Из каждого подъезда, из каждого окна могут послать тебе «пламенный привет». Особенно активно использовали они подземные коммуникации. По ним и уходили ловко, и в наши расположения то и дело ныряли. Приподнимут крышку люка - и давай стрелять. Так что наших потерь здесь было больше.
- Особенно донимали нас их фауст-патроны. Гранатометы такие особой конструкции, способные пробить броню танка. Из них даже в районе ста метров можно стрелять прицельно. У нас такого оружия не было. Фауст этот не очень тяжелый, и с ним можно куда угодно подняться. Ну мы достаточно быстро приспособились к изменению тактики уличного боя, стали организовывать временные штурмовые отряды. Ставилась конкретная задача взять тот или иной дом. В штурмовой отряд входили автоматчики, пушка, танк, а на большие объекты даже авиационную поддержку давали. Отряду не требовалось ждать команды, они решали все самостоятельно и по своей инициативе. И это действовало очень эффективно.
На подходе к Берлину в небольшом городе Фюрстенвальде Анатолия Белова контузило этим самым фауст-патроном. Но очень уж не хотелось ему до конца войны уходить в госпиталь, и он продолжал сражаться вместе с однополчанами. Так они прошли Потсдам, потом дальше, дальше, а 7 мая вышли на берег Эльбы. Западный Берлин. На той стороне реки англичане, на этой - наши. Немцев нет. И тут совершенно незнакомое чувство охватило всех. Тишина. Никакой стрельбы, никаких взрывов. И весна. Травка зеленая, птички поют. Что-то нереальное. Как-то вроде и делать нечего. Но закон солдата неумолим: раз остановился, жди возможного противника, окапывайся, делай временную оборону. А в ночь на девятое всполошились вдруг союзники на другом берегу. Подняли беспорядочную стрельбу трассирующими пулями вверх. Фейерверк настоящий устроили.
- Мы не понимали, чего это они там бесятся. Оказалось, уже узнали о победе. А мы еще не в курсе. У нас была трофейная радиостанция, по которой я постоянно слушал сводки Совинформбюро. Включаю утром, настраиваю. Победа! Я как заору что есть мочи. И тогда уже и у нас началась радостная стрельба.
Так они встретили этот счастливый день. Стреляли вверх, обнимались, целовались, плакали. Живы остались! И Победа, и весна, и конец войне! А где-то к полудню приехали из политотдела дивизии офицеры с документами, чтобы принять в партию оставшихся в живых. И Анатолия Белова в том числе. А осталось их, подавших заявления в январе 45-го, только трое. Из четверых же, назначенных в роту, только один...
Несколько дней Толя провел в Берлине в составе оккупационных войск, а потом их дивизию расформировали, и попал он уже в составе другой дивизии на берег Балтийского моря. В казарменном немецком городке стояли долго. Анатолия направили в госпиталь подлечиться. Это был немецкий санаторий, который считался одним из трех лучших в Европе. Шел 1946 год. Вернувшие: из санатория, он узнал, что срок его службы закончился...
Калинина В.
//Диалог.- 2005.- 17 марта (№11).-С. 11.
