МБУ «Центральная городская библиотека»

С каждым годом все дальше от нас история поселка Чекист, где в 1933 году было организовано учреждение для перевоспитания подростков, оставшихся без родителей либо покинувших отчий дом по разным причинам. Они не были преступниками, но многие из них прошли "школу" уличной жизни. Жители поселка и окрестных деревень называли их по-разному: беспризорниками, воспитанниками, колонистами.

В официальных документах их новое место жительства значилось так: первое отделение детской трудкоммуны Томской инспекции трудового коллектива молодежи полномочного представителя ОГПУ СССР по Западно-Сибирскому краю, а в простонародье - коммуна "Чекист-1".

Среди старожилов города остались единицы, кто хоть как-то был связан с этим контингентом. Коммуна располагалась в районе 78-й школы, где я являлась руководителем музея боевой славы. Вместе с ребятами мы восстанавливали историю минного завода, который находился на территории ДОКа.

Более десяти лет назад житель нашего города М.Е. Медведев дал мне адрес бывшего воспитанника СВ. Корочкина. прототипа Витьки Золотого из книги "Атаман Пузырь", написанной воспитанниками коммуны в 1935 году. Наша переписка продолжается и сейчас.

В будущем году исполняется 70 лет школе № 78 (бывшей 42-й) и коммуне. Я попросила Сергея Васильевича поделиться своими воспоминаниями в канун этого юбилея и задала несколько вопросов.

-  Некоторые бывшие сотрудники исправительных учреждений и режимных органов утверждают, что коммуна была открытого типа. Так ли это?

- Меня привезли в колонию в 33-м из Даниловского детприемника-распределителя г. Москвы вместе с другими беспризорниками в эшелоне под замками, с конвоем. Мне было 14 лет, но я окончил к этому времени всего четыре класса. О какой открытости может идти речь? По периметру, окруженному деревянным забором с колючей проволокой, на вышках стояли часовые, на входе также была охрана. Представьте, что творилось бы, если бы этого не было. Выпивки, поиск закуски в соседних деревнях, воровство кур, поросят. И попробуй крестьянин пикни - пацаны могли разнести всю деревню. Ведь после выпивки и драки в ход шли ножи, другие колющие предметы. Кто бы нас усмирял? Охраны нет, один воспитатель в корпусе на 300-400 человек, которому не положено оружие. А мы на первых порах были бесшабашны и несознательны. Если бы колония была открытой, то все бы разбежались.

- Пока строилась коммуна, вы не учились, не было кружков. Чем вы занимали свободное от работы время?

- Играли в карты, которые делали сами. Мы могли выиграть десять пар брюк, а могли остаться в нижнем белье после проигрыша. Играли на все...

- Прошло столько лет, помните ли вы кого-нибудь, кто принимал участие в вашем перевоспитании?

- Конечно. Хорошо помню мастера музыкальной фабрики, который учил меня делать гитары. Это дядя Савелий Соколовский, высокий, лет пятидесяти, с пушистыми, цвета спелой ржи усами, и его наказ: "Сынок, (не Сергей, не Корочкин) вот сделаешь самостоятельно, без моей помощи гитару - будешь мастером и никогда не бросишь этого дела". Гитару я сделал, и не одну, а мастером не стал. Жизнь распорядилась по-другому. Но благодаря ему я научился понемногу играть на всех музыкальных инструментах. Директором музыкальной фабрики был Назаров. На Чекисте он находился вместе с женой. Удивительно красивая пара, лет по тридцать пять. Его жену мы называли ангелом. Однажды в гитарном цехе замкнуло электропроводку. Вбежав в помещение, он голыми руками оборвал горящий провод и предотвратил пожар. Мы, видя это, были шокированы и одновременно восхищены его смелостью.

Так как я занимался в танцевальном коллективе, то в памяти остался образ руководителя агитбригады баяниста Николая Сутберга, а также бывшего воспитанника Болышевской коммуны руководителя танцевального коллектива Филиппа Лазарева. Эрудированного, культурного и красивого начальника учебно-воспитательной части Г.О. Казарновского. Мы очень любили его и относились к нему как к родному отцу, потому что он любил нас. Художественная самодеятельность была его детищем. Он часто бывал в Москве и привозил нам ноты мелодий и сборники модных в то время песен. В один из таких приездов он, окруженный толпой ребят, стоял на улице и беседовал с ними. На нем было кожаное пальто. Вдруг кто-то обратился к нему: "Дядя Гриша (он нам разрешал так себя называть), у вас на пальто вошь!" Другой бы на его месте поморщился, встрепенулся, а он, улыбнувшись, сказал: "Ничего, кожа скользкая - соскользнет и упадет". И только он это произнес, как она тотчас упала. Все мы дружно расхохотались.

- А были ли в вашей жизни грустные моменты?

- Кажется, в 1936-году в Москве проходил Всесоюзный слет коммунаров. В его работе принимали участие самые лучшие ребята, в том числе и мы, участники самодеятельности. На заключительном концерте в Доме союзов присутствовал Сталин, члены политбюро. Нас приняли очень тепло, пригласили на банкет. На столах стояли такие деликатесы, которых мы не только не пробовали, но и никогда не видывали. За исполнение "Яблочка" и "Цыганочки" меня и партнера по танцам Женю Ишина наградили коверкотовыми костюмами песочного цвета, сорочками и галстуками. На Чекисте мы их положили в один чемодан. Однажды, придя из школы, решили полюбоваться обновками, но чемодан оказался пуст: все украли. Учительница безуспешно пыталась нас утешить -два семнадцатилетних парня плакали навзрыд.

- Мне известно, что вы являетесь прототипом Витьки Золотого из повести "Атаман Пузырь". Это так?

- Да, ребята, написавшие ее, ничего не выдумали. Еще в Москве я хорошо освоил науку по разрезанию карманов. На Арбатском крытом базаре вытащил у солидной тети кошелек. Внутри лежали какие-то бумажки. Не обнаружив денег, я со злости их порвал. Взрослые ребята позже посмеялись надо мной: это были торгсиновские боны, которые потом мы получали в коммуне, на них можно было все купить. С тех пор меня и прозвали Золотым. С этой кличкой я и приехал на Чекист. А почему Витька, не помню. У нас почти все имели клички.

Второго героя книги мы называли Жечкой. Он танцевал со мной в одной группе. Небольшого роста, верткий, он смахивал на обезьянку. Маленькая головка, глазки-щелочки, большой рот и кривые ноги, которыми он выделывал необыкновенные пируэты, акробатические движения. Добродушный и компанейский - его любили все.

- А приезжали к вам артисты?

- Конечно, Леонид Утесов, Дмитрий Покрасс, Борис Ренский со своим джазом, Михаил Дунаевский с ансамблем железнодорожников, Вадим Козин, Изабелла Юрьева. Кстати, Ренский договорился и взял на поруки в свой джаз моего напарника по танцам Ишина, а затем увез его в Москву. Больше его я не видел.

- В архиве В. Корнева (один из авторов книги "Атаман Пузырь") есть беседа о том, что дала советская власть обездоленным детям. Некоторые считают, что она ничего не дала, а эксплуатировала детский труд.

- Использование детского труда в корыстных целях - преступление. В коммуне же труд был элементом воспитания, в том числе и физического. Мы работали внутри коммуны. В мастерских осваивали профессии, выпускали продукцию для жителей Томска и окрестных деревень, зарабатывали себе на жизнь.

-  А вы считаете коммуну школой жизни?

- Да, это настоящая школа жизни с 14 до 18 лет, первая ступенька нормальной самостоятельной жизни. Второй была армия.

Сейчас Корочкин живет под Киевом. Увлекается литературой, пишет стихи, многие из которых посвящены Чекисту, Сибири. С теплом и грустью вспоминает он свою вторую Родину, давшую ему путевку в жизнь, мечтает побывать в нашем городе, а ностальгию пытается заглушить книгами и публикациями в газете о нашем городе, о коммуне, которые по мере выхода в печати я ему отсылаю.

В семье сына хранят как бесценную реликвию третье, издание повести "Атаман Пузырь", вышедшее в свет в 1960 году в Томском книжном издательстве. На ее титульном листе надпись: "Дорогому другу детства, юности и старости от всего сердца на добрую память. Б. Иртышский. 23.10.61 г. г. Ленинград".

Сидорова Л.

//Диалог.- 2002.- 27 сент.- С. 17.