МБУ «Центральная городская библиотека»

Под занавес сезона в Северском музыкальном театре, отдавая дань гению Пушкина, состоялась премьера. В постановке Валерия Ермошкина зрителю были представлены лирические сцены из "Евгения Онегина". Партию Татьяны исполнила заслуженная артистка России, прима театра Людмила Травкина.

- Проснулась ночью оттого, что пою письмо Татьяны Онегину, которое в последний раз я исполняла в оперном классе на государственном экзамене в училище много лет назад. На следующий день поехала на репетицию в театр, где дирижер поинтересовался, как давно я пела это произведение. Я ответила, что "Письмо" пела сегодня всю ночь. Правда, удивительное совпадение? Тем более, сколько лет прошло, многое забылось. И вот мне предложена роль Татьяны.  Началась работа, которой я занималась с большим удовольствием.

- Нынешняя Татьяна в вашем исполнении насколько отличалась от предыдущей?

- Пушкинская Татьяна - очень чувственная натура, и этим она мне близка. Может быть, поэтому образ героини начинаешь понимать с годами. Тогда по молодости я больше думала, как спеть партию правильно, как взять верхние ноты. А сейчас в основном интуитивно, своим внутренним состоянием осмысливаешь каждый нюанс. Ведь если у тебя внутри ничего нет, то и на сцене ничего не будет. С пустотой актриса не должна выходить на сиену и вообще существовать в театре. Надо всю себя отдать залу, который будет тебе сопереживать. Я чувствую себя на сцене более органично, чем в жизни, где нельзя открыться на все сто процентов. Волнуешься, нервничаешь перед каждым спектаклем, от этого никуда не деться. Но выходишь на сиену и забываешь обо всем.

- Не получается ли, что вы живете двумя жизнями - реальной и сценической?

- В реальную жизнь меня постоянно возвращает муж. Он так и говорит, что я опять куда-то полетела, надо остановиться и опуститься на землю. Я пытаюсь стоять на земле двумя ногами, а на сцене я взлетаю. Там я другой человек.

- И, может быть, еще и поэтому вам так близка Татьяна, ваша последняя героиня?

- Я внутренне была готова к этому, и очень рада, что мне посчастливилось спеть, сыграть, прикоснуться к этому образу. Я убеждена, то в 17-18 лет Татьяну не споешь, как в 30-40. Ты просто не сможешь передать тех чувств, которые в тебе созрели. С возрастом появляется внутренняя глубина, ты вкусил все: любовь и измену, поражения и победы, все в полной мере. И если в молодости ты играл все, что тебе предлагали, то сейчас от каких-то ролей отказываешься, если роль не нравится, стараешься сделать ее профессионально, а выбираешь лучшую роль.

- Век певицы оперетты ограничен во времени. В этой связи, не кажется ли вам, что годы слишком быстро летят?

- Малый срок актрисы оперетты на сцене определяется жанром. Сна­чала ты травести, потом лирическая героиня вплоть до характерной. Если рассматривать этот творческий путь в отношении меня, то я довольна своей судьбой. Как актриса и как личность, думаю, я состоялась. Мне повезло. В нашем жанре, как и во всем искусстве, все очень сложно. Мы находимся в большой зависимости от обстоятельств, от режиссера, дирижера, художественного руководства. Постоянно приходится всем все доказывать, не можешь позволить себе расслабиться, взять паузу. Потому что от твоих способностей зависит вся жизнь, все будущее. Я должна быть в форме и следить за собой. Актерская судьба - это колоссальный труд, каждодневная работа с голосом, репертуаром.

Это очень тяжело, особенно когда не находишь общий язык с окружающими тебя людьми, с коллегами, которые вместо помощи вставляют тебе палки в колеса.

- Как вы ведете себя в подобных ситуациях?

- Работаю, ищу. Я стала довольно замкнутым человеком. Сейчас в свой дом никого не впускаю, особенно людей из театра, ведь вокруг очень много зависти. Но есть и довольно мощная поддержка друзей, мужа. Семьи. Я благодарна, когда делают замечания те люди, чье мнение действительно для меня авторитетно. Словом, я нахлебалась чрезмерной открытости, она мне только вредила. Поэтому мне пришлось стать замкнутой. Мне кажется, что раньше люди были добрее. Сейчас же они готовы ради денег все продать. Совесть, честь... И продают.

- Есть ли у вас свой секрет борьбы с хандрой?

- Еду побродить в лес, причем одна, чтобы никто не мешал любо­ваться природой, разговаривать с цветочками. У нас есть небольшой участочек, где я тоже отдыхаю и с удовольствием занимаюсь всеми огородными делами. Здесь я могу полностью отключиться, одеть купальник, сделать масочку из клубники. Могу пойти в баню, посидеть в сауне. Единственное, что не выно­шу, это когда меня там узнают и просят что-нибудь спеть. На такие просьбы я отвечаю коротко, что пою только на сцене. В театре же я не могу расслабиться, это точно.

- Помогает ли вам снимать усталость, стресс музыка, как часто дома вы поете, просто так, для души?

- Очень часто. Чищу картошку и пою, например "Не уходи, побудь со мною...", или "Травиату". А что касается музыки, то она звучит дома слишком часто. Но у детей она своя, и, когда я устаю, прошу сделать мне тишину. Сама же люблю расслабляться под музыку Чайковского, Рахманинова, симфоническую или классическую оперетту.

- В каком возрасте вы поняли, что музыка, сцена - это все ваше, ваша жизнь и судьба?

- Насколько я себя помню, я всегда была на сцене, участвовала в разных конкурсах и фестивалях. Начиная от поселковых, а мы жили в 120 км от Омска, до областных, за победу в одном из которых году я получила приз - поездку в Москву, Ленинград, Ульяновск и Казань. Это я хорошо запомнила. Помимо театральных способностей, в школе я была страшной активисткой и заво­дилой.

- А потом вы пошли учиться на вокальное отделение в Омское музыкальное училище имени В.Я. Шебалина?

- В Омск я приехала в 1970-м и поступила в училище сразу со второго тура. Начала учиться, параллельно работать, мне пришлось самой зарабатывать себе на жизнь. Днем занималась вокалом, а позже стояла на заводской вахте. Такой график долго выдержать не смогла, и педагог посоветовала мне пойти… в церковь, поработать в хоре. Эта школа мне очень помогла сольфеджировать, слушать гармонию. Все бы ничего, но такой деятельностью заинтересовался комсомол, из которого меня чуть не исключили. На мою защиту встали педагоги, которые ко мне очень хорошо относи­лись. Но жить-то надо было, и с сентября на 3-м курсе я стала работать прямо в училище. Два месяца я мыла здесь полы. С ведром, тряпкой в руках меня и увидели в оперном классе режиссер Петр Яковлевич Резников и дирижер Виталий Витковский и в буквальном смысле привели в театр оперетты. Как сейчас помню, шел спектакль "Баядера", меня загримировали, одели и неожиданно вытолкнули на сиену. Однажды в мою судьбу, как это часто бывает в театре, вмешался господин случай. В театре проходил конкурс молодых артистов типа нашей "Маски", неожиданно заболела актриса, а так как я знала всю роль, после разводной репетиции стала играть в этом спектакле. И сразу же получила диплом второй степени. С тех пор сыграно очень много ролей, только в Северском театре, куда я приехала в 1976 году, их более 70.

- Почему вы остались в Северске, и не тесно ли вам здесь в творческом плане?

- Я мечтала уехать из этого города сразу же, как увидела колючую проволоку вокруг. Сейчас же я об этом даже не думаю. Бешеный ритм всех открытых городов для меня противоестествен, особенно в последнее время. Хотя была возможность уехать, были приглашения. Но, наверное, жить в Северске - это моя судьба, здесь моя семья, здесь могилы моих друзей, мамы и свекра. А потом я достаточно много работаю в Томске с симфоническим и джазовым оркестрами, раньше очень часто ездили на гастроли. До сих пор в театр приходят письма от зрителей. Они нас помнят. А это главное. Совсем недавно, в мае, с гастролями мы ездили в Нижневартовск, собирали полные залы, играли по два сложных спектакля в день.

- Работать в закрытом городе для вас сложнее или проще?

- Если Томск – город очень театральный, то Северск, гораздо меньший по масштабам, требует постоянно новых постановок, изменения репертуарной политики. Посмотрев спектакль один раз, повторно зритель просто не придет. И поэтому мы отдаем предпочтение классике. Всегда будет зритель на таких спектаклях, как "Мистер Икс", "Сильва", "Баядера". Ведь к нам в театр люди приходят послушать музыку, с тем, чтобы отвлечься от проблем, житейских неприятностей.

- Для зрителей театр - это отдых, для вас - работа, в которой есть не только розы, но и шипы. Я знаю, что в вашей жизни был один серьезный и очень неприятный момент, связанный с работой.

- В целом за всю мою творческую жизнь на отсутствие работы я пожаловаться не могу. Но почти три года назад меня сняли практически со всех спектаклей, и все потому, что жена тогдашнего главного дирижера театра была актрисой того же плана, что и я. Попасть в такую ситуацию - это очень страшно, особенно если рядом жена дирижера, а он глава театра. Все же остальные будут молчать и наблюдать, кто же выдержит в таком противостоянии. Последней каплей стала моя успешная роль в "Травиате", где я проходила под вторым номером. Вмешал­ся случай, и меня в этой роли заметили, сняли с моим участием телевизионный фильм. И все - больше в "Травиате" я не пела, более того, меня сняли и с других спектаклей. Я проснулась утром и не смогла встать - отказал позвоночник. За три месяца, что я провалялась дома в постели, от меня отвернулись все, остались 2-3 человека. Спасибо им и врачам - Ольге Юрьевне Овсянниковой, Людмиле Александровне Белобровой, Алле Петровне Аверьяновой. Они не отходили от меня и, по сути, учили меня заново ходить.

- Наверное, нет смысла спрашивать о вашем состоянии в тот момент. А вдруг врачи не смогли бы вам помочь?

- Страха не было абсолютно. Я поднималась и падала, но была уверена, что обязательно встану. Сама не знаю, откуда появлялись силы. Поддержали зрители. Люди звонили домой, писали письма. Они хоте­ли меня видеть на сцене, и эта любовь меня спасла. Случайные люди ушли, остались настоящие друзья. Их немного, но они есть.

- Не проще ли было в этой ситуации просто уйти из театра?

- Такое желание было, и не один раз. Ноя знаю, что это мой театр, из которого я обязательно когда-нибудь уйду.

- Изменила ли болезнь ваше отношение к работе?

- В первую очередь изменилось моё мировоззрение. Можно сказать, что после болезни я стала другим человеком. Неприятности меня научили очень многому. Я поняла, что на сиену выхожу не ради себя, а ради зрителя, и не имею права думать о каких-то внешних атрибутах, своей внешности, прическе, костюмах. Главное - это мой образ и звучание моего голоса. Только тогда я чувствую себя свободно в этом пространстве, купаюсь в этом и получаю от этого удовольствие. Важно еще, чтобы рядом был партнер, который тебя понимает. Если есть партнер, будет образ, будет дуэт, а значит, состоится и весь спектакль.

- Как часто вам везло в жизни на настоящих мужчин на сцене и вне ее?

- Я точно знаю, что женщине всегда важно, чтобы рядом был силь­ный мужчина. Заботу, поддержку своего мужа я чувствую постоянно. Мы с ним познакомились в театре, когда он был простым шофером. Можно сказать, что нас свела трагедия. У меня умерла мама, и он в тот момент был всегда рядом. Вот уже 22 года мы вместе и в радости, и в беде.

- А кто из вас главный?

- В нашей семье так заведено: если у меня идет подготовка к новому спектаклю, то от домашних обязанностей я освобождаюсь. Семья это понимает. Выдержать в такой момент все нагрузки почти невозможно. Ведь мой голос - это две маленькие связочки, к которым нужно очень трепетно относиться. Это мое богатство.

- Не грозит ли детям повторение вашего творческого пути?

- Дочь, она на днях закончила 9-й класс, мечтает работать в театре, потому что она здесь выросла и уже участвовала в спектаклях. Пока она успешно поет в ансамбле "Созвучие", но меня к себя не подпускает, говорит, что у нее есть свой педагог во вокалу. Жизнь покажет, что будет дальше. А сын учится в университете на втором курсе факультета прикладной математики. Он от искусства далек и в театр приходит крайне редко. Сын спокойный, уравновешенный, другой по складу человек, может часами сидеть у компьютера. Он сам в себе.

- Тогда кто все-таки в доме главный?

- Мужчина! А я - главная на кухне. Люблю делать пироги, с самой разной начинкой. Мой фирменный пирог - рыбный. А важные реше­ния мы принимаем на семейном совете. Так было, так есть.

- Не боитесь ли вы, что мучная диета отразится на фигуре?

- Никогда не следовала ника­ким диетам, потому что я настолько сгораю на сцене, что могу позволить себе есть все, что пожелаю. После выхода спектакля я сбрасываю несколько килограммов. Вот и сейчас, после премьеры "Евгения Онегина", я еще не восстановила свои силы.

- А ведь кто-то считает оперетту слишком легким видом искусства?

- Лично для меня оперетта всегда была слишком серьезным жанром. Здесь надо уметь все - говорить, двигаться, петь. И Господь дал мне возможность заниматься моим жанром.

Агашкина А.

//Ева.- 1999.-18 июня.- С. 3.